Главная  неомарксизм

 

К диктатуре сознания. Рецензия на книгу Симоны де Бовуар «Воспоминания благовоспитанной девицы».

 

«Воспоминания…» первая книга из автобиографической трилогии Симоны де Бовуар, охватывающая детство, отрочество и юность, вплоть до двух значительных событий в жизни Бобра – знакомства с Сартром и смерти ее близкой подруги Зазы.

 

Бытие внутри буржуазной семьи, бытие буржуазной семьи. Обособленность внутреннего мира семьи, полностью детерминированного, упорядоченного как в целом, так и в мелких деталях. Упорядоченность, переходящая на личность ребенка, становящаяся его вторым Я, имманентным его собственному. И даже нет никакого собственного Я у ребенка, кроме тех моментов, когда он читает, наблюдает деревья или играет. Но даже игра – это проигрывание того, что было уже обнаружено в книгах. Книга, позволяет сконструировать иную реальность, но эта иная реальность все та же реальность буржуазной семьи, но уже другой. Чтение - один из моментов социальной репрессии.

Симона обнаруживает удивительный разрыв между тем, что определенная литература запрещена и тем, что она находит внутри этих книг. В силу возраста она не могла сопоставить любовные сцены в книгах, с католической моралью, внутри которой она существовала. Здесь репрессивная практика идет дальше возможного, пытаясь предотвратить разложение, она запрещает то, что не может быть воспринято. Это скорее запрет, направленный на саму практику, акт ее самоидентификации. Если мать запрещает ребенку читать определенный набор книг, то она с точностью выполняет внутренний закон, принятый в буржуазном обществе, значит, поступает правильно.

Брак до самой встречи с Сартром остается структурирующим моментом жизни Симоны. Сначала это отказа от брака, не в качестве сознательного действия, но как вынужденный шаг со стороны родителей – их материальное положение не делает Симону завидной невестой. В условиях, когда брак по расчету является единственно приемлемой формой брака, именно от экономического положения зависит, выйдет ли Симона замуж. В то же самое время семья, эта замкнутая общность, разомкнутость которой так же зависит от экономического положения семьи (ее социального статуса), остается единственной непреходящей ценностью. Существование вне этой ценности делает женщину (положение мужчины на тот момент более привилегированное – он свободен в выборе) изгоем. Симона смиряется с этим вынужденным положением.

Невозможность вступить в брак ставит перед ней необходимость в дальнейшем самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. Единственным способ это делать для девушки из буржуазной семьи – преподавание. Но этот образ жизни, как и получение девушкой завершенного образования, отвергается буржуазным обществом. В этом можно заметить момент двойной детерминации. С одной стороны хорошее образование (вне стен дома) получали лишь те, кто не мог по определенным причинам выйти замуж и вести благовоспитанный образ жизни в рамках семьи, с другой образование считалось уделом мужчин, получая его, женщина претендовала на статус мужчины в обществе, но даже для мужчины образование – лишь момент карьеры, которую необходимо продолжать в производстве, армии и т.д. То есть образование, наука практически не становятся самоцелью, если не приносит конкретного результата. Ничто не должно существовать ради чистой идеи, хотя на уровне сознания в этом обществе существуют исключительно чистые идеи.

Когда появляется возможность вступить в брак на основе дружеской симпатии, пусть эта возможность слаба и иллюзорна, механизмы социальной детерминации срабатывают вновь. Симоне приходится пройти через целую диалектику от выдуманной любви к разрыву с понятием брака вообще. Но этот разрыв – сознательный. При сохранении идеи любви. Однажды увидев Низанов с коляской, Бобр говорит себе, что между ней и ее любовью ничего не должно стоять, никакая вещь не должна связывать их, лишь сознание. Симона вообще склонна к возвращению. Ее разрыв с Богом вначале случайность одного из дней, когда небо вдруг оказывается безмолвным. Затем, на пике попытки найти свое собственное основание в кафе на дансинге, алкоголе и случайных знакомствах, она вновь возвращается к идее Бога, но отвергает его уже более логично. Атеизм как сознательный выбор, пусть и приносящий множественные неудобства в рамках общества буржуа.

Они восставали против структурной философии, философии мечтающей о душе, витающей в облаках. Против собственного буржуазного окружения. Их оружием было обращение к непосредственному опыту, к конкретному конкретных субъективностей. Насмешка над тем, что это общество считало прекрасным, правильным, единственно возможным. И все-таки это еще была парафраза той философии, которую они изучали. Низану еще предстояло написать «Аден Араби», Симоне - «Второй Пол», а Сартру - «Бытие и Ничто». Но уже тогда в нагромождении окурков, рисунков с изображением Лейбница («Лейбниц в купальне с монадами», «Лейбниц в расе кюре с отпечатком ступни Спинозы на заду»), метафизических животных, джаза и алкоголя рождалось понимание того, что ничто еще не достигнуто – все возможно. Это было поколение, определившее судьбу философии в 20-м веке, поколение создавшее экзистенциализм, а впоследствии и структурализм, возродившее Гегеля и Маркса из небытия, поколение, отказ от которого, определил судьбу постмодернизма.

 

Latur, ВКПБ-Минск

 

 

Главная  неомарксизм

Hosted by uCoz