Рецензия. Вальтер Беньямин "Маски Времени"
Беньямин скорее литератор нежели литературный критик, скорее писатель чем философ. И если «писатели, в сущности, - люди, которые пишут книги … от неудовлетворенности теми книгами, которые они покупают и которые им не нравятся», то произведения Беньямина идут от глубокой удовлетворенности творениями писателей, удовлетворенности, которая завораживает его самого. Завороженность образами книг, их содержанием, сливающимся с личностью автора, который более неотделим от своего собственного произведения. Теперь произведение – суть жизнь автора, сам он и есть произведение собственной жизни, происходящей на фоне других жизней, множества, –превращается в нескончаемый круговорот образов, переходящих беспорядочно из одного в другой, но при этом создающих целостность, как совокупность отдельных мазков на холсте превращает его в картину. Отдельные слова - лишь вещи, подчиненные автору, лишь отправные точки, как и существующие схемы, лишь повод для интерпретации, идущей столь далеко от вещей, что превращает их в собственные антиподы. В этом сюрреалистичность Беньямина. Он симпатизирует сюрреалистам, вполне удовлетворяя во многих местах их отказу от объективного, редукции к субъективному. В этом же и его «левизна» - это вполне мечущаяся из крайности в крайность, в поисках бунта, левизна сюрреалистов. Но сюрреалисты, в отличие от Беньямина, идут дальше – пытаясь в собственном индуцированном бунте разрушить субъективность. Беньямин же приходит к упорядочиванию странного характера, когда истеричный, противоречивый в интенциях и поступках, в желаниях постулируемых и реальных, в текстах и практике Бодлер выступает как нечто целостное и неделимое, певец революции и одновременно конструкт из газовых фонарей ночного Парижа, бесцельного блуждания в толпе и попыток скрыться от кредиторов. Бодлер вместе с пролетариатом штурмующий небо. Бодлер, обрамленный в рамку из Парижа, Маркса, развития газетного дела, упадка фланерства, детализируемый через детективные романы и физиологические очерки, моду и непосредственность. С одной стороны, полное уничтожение любого намека на объективность, кроме объективности переживаемого, с другой – развитие такой субъективности в рамках объективной реальности, детерминированной множественными субъективностями. Объективные обстоятельства появляются в тексте не как наличные сущности, но как их переживание другими субъектами, в форме разрозненных идей. При этом цитирование, необходимый элемента любого анализа текста, – это лишь повод для переворачивания содержащегося в них к тому, что необходимо Беньямину. Слова заключают лишь то, что они не заключают. Многие сравнения и выводы может понять лишь сам Беньямин, так как они суть его субъективность, его понимание ситуации. Но невозможность понять текст как объективное приводит к совсем иному уровню понимания - Беньямин намекает на нечто иное, то, что не находится вне, но внутри читателя. Это попытка создать аффект, критическое ощущение, через которое возникает надрефлексивное понимание произведения. И в то же время - попытка передачи через скопление объективирующих и детерминирующих факторов субъективности автора, его истинное лицо [проект], несводимое к внешнему, но и не растворяющееся во внутреннем – Бодлер не жертва обстоятельств, но субъект их. Именно эта объективистская посылка в субъективистском, разрушительном, оформлении роднит Беньямина с марксистами – он несомненно испытал влияние как теории Лукача о пролетариате как «субъекте» истории, так и нарождающейся негативной диалектики Адорно.
В целом Беньямин интересен не только с точки зрения методологии, спорность которой можно обсуждать, но и с точки зрения эстетики. Он не стремится и не приходит к каким бы то ни было рамкам, оставаясь постоянно в поле свободного творчества. Акт творения как чистая субъективность – свое собственное основание. Бунт против объективного – революция как самоценность.
Latur, ВКПБ-Минск