Главная  неомарксизм

 

Рецензия. Луи Альтюссер «Ленин и философия»

 

Книга содержит три выступления Альтюссера на небольшом промежутке времени от февраля 1968 по апрель 1969, соединенных одной внутренней идеей, озвученной еще в «Читать «Капитал»». Каждая из трех нитей, объединенных общей интенцией, развивая собственные идеи, дополняет идеи, содержащиеся в двух других, образуя общую ткань повествования со стилистически неизбежным повторением и упорядочиванием [Альтюссер текстуально склонен к постоянному упорядочиванию – это его стиль] ранее произнесенного. Но в каждом из трех случаев это подход к марксистской (в понимании Альтюссера) диалектике с иной стороны.

Философ начинает у утверждения необходимости рассмотрения Ленина как автора, которого следует изучать. Не как философа (в любом из контекстов), но именно как политика, описывающего свою политическую практику, и приходящего в процессе этого описания, сначала в качестве традиции, потом в качестве имманентной позиции к необходимости теоретического обоснования практики, к теории практической практики (науки?). Именно это по утверждению Альтюссера и является новым вкладом в философию, именно с этого момента философия может считаться наукой. До этого момента мы имели лишь блеклый призрак, но появление марксизма создало предпосылку для образования Истории, а значит и исторической науки.

Альтюссер указывает, что Ленин, в рамках академической философии, невыносим в качестве философа. Действительно, Ленин не является, и никогда не являлся, философом. Он в первую очередь политик. А значит «Материализм и эмпириокритицизм» не ставит перед собой задачи дать ответы на вопросы, ставящиеся для философии и внутри философии, но с целью разрушить, сокрушить одну из философий, которые мешают достижению определенных политических задач. Уже само подзаглавие ленинской работы говорит об этом – «критические заметки об одной реакционной философии». Об одной из многих? Нет, вопрос в конечном итоге ставится иным образом и именно в этой точке достигает своей деструктивной силы – одной и той же. Сравнивая Маха и Беркли, Ленин указывает на бесконечное, постоянное противостояние идеализма и материализма, которое достигает для него, политического практика, партийного противостояния. Классового противостояния, наконец. Ленин желает действовать. Но для того, чтобы действие было осуществлено, вещи должны быть на самом деле, вещи просто должны быть, а не быть конструктом представлений субъекта, исходящим из самого себя. Если в философии Маха вещи растворяются, исчезают в сознании, то Ленинская позиция – это акт овеществления, переходящего свои границы. Не желающего даже считаться с логикой – Ленин не пытается и не собирается указывать на доказательства существования или не существования вещей, наоборот он указывает на невозможность любого доказательства, на его бессмысленность. А значит, единственным логичным поступком является прямое утверждение вещности мира. Мир материален, материя существует вне и независимо от нашего сознания, равно как и наше сознание есть материя. Ленин не был механицистом, но мысли высказанные им, в сочетании с неверно понятым панэкономизмом Маркса дали почву именно для механического понимания Истории советскими «марксистами». Именно в этом смысле Ленин невыносим для философов постоянно занимающихся проблемами сознания – он не философствует, а штампует философию таким образом, как ему выгодно. Эта выгода очевидна – некоторым идиотам стоит указать на то, что они идиоты, пусть даже они не поймут[1].

Альтюссер воспринимает события по иному. Принимая и утверждая взрывной характер «философии» Ленина для Философии, он говорит об самоценности этого взрывного характера, привнося тем самым в «Материализм и эмпириокритицизм» то, чего в нем не содержалось, и ставя в рамках рассуждения о взаимосвязи Ленина и Философии вопросы, которые самим Лениным никогда не ставились. Таким образом, Альтюссер формирует новую логику повествования, в которой его собственные мысли выдаются за рассуждения, имманентные произведениям Ленина. Это не значит, что Ленин исчезает со сцены или он не производил ничего из того, о чем говорит Альтюссер, точно так же как и нельзя утверждать, что мысли самого Альтюссера бессмысленны. Но это скорее вопрос об интерпретации, от которого Альтюссер открещивается, хоть и пишет в своих воспоминаниях, что для него главным «…было сделать теоретические тексты Маркса понятными как сами по себе, так и для нас, их читателей, поскольку нередко они являются темными и противоречивыми и даже неполными в некоторых ключевых моментах».

Беря за ключевой момент «партийность философии», Альтюссер приступает к уничтожению определенных концепций, существовавших на тот момент в философии марксизма. Это его своеобразный путь между Сциллой официального марксизма, диктуемого Москвой [соцлагерем] и Харибдой неомарксистских теорий (угасающих феноменологических концепций Сартра, Бовуар, Мерло-Понти, возрастающего внимания к раннему Лукачу, Франкфуртской школе и набирающих силу концепций структурализма). Естественно, что подобное утверждение должно быть взято в скобки, ведь философски концепции Альтюссера – это не просто два блока негации, между которыми он прокладывает себе дорогу, коренящихся в политической практике Франции середины 20-го века, но внутренняя логика отдельных посылок марксизма, делающих такую интерпретацию на основе академического мышления Альтюссера уместными.

Мысль, которую развивает философ можно объяснить через ряд посылок:

  1. Маркс не имеет никакого отношения к Гегелю, точнее диалектика Маркса – это не снятая диалектика Гегеля, в рамках гегелевского понимания «снятия». Но, пытаясь утверждать это, Альтюссер сам запутывается. Обыгрывая «перевернутого Гегеля» он указывает на то, что Гегель «не перевернут», но «преображен». Причем преображение это произошло в результате действия диалектики Гегеля на теорию Риккардо. Однако, здесь же Альтюссер пишет, что Маркс действовал на Риккардо уже «преображенной» гегелевской диалектикой. Возникает дилемма – либо с Гегелем уже было произведено какое-то действие, осознанное или неосознанное, либо отношения Маркса и Гегеля находятся в постоянном становлении, заключены во внутренней логике марксизма, что и позволяет нам утверждать, что «если Маркс не оставил нам «Логики», то он оставил логику «Капитала». Чтение самого Маркса приводит нас к мысли о постоянном становлении марксистской диалектики, постоянному кризисному состоянию, что и является залогом ее критичности по отношению к самой себе. И попытки Альтюссера доказать вышеописанную логику взаимоотношений Маркса и Гегеля через чтение Лениным «Логики» не имеют к доказательству никакого отношения. Ленин производит на Гегеля такое же взрывное действие, что и на эмпириокритицизм, разница лишь в том, что Гегель намного сложнее эмпириокритиков, замкнут на себя, и приходится отметать целые куски.
  2. То ценное, что Маркс извлекает из Гегеля, а Ленин находит в «Капитале» - идея процесса без субъекта. Что такое диалектика как не самоотчуждение Духа – его действие на самого себя. Таким образом, Дух становится самовластным субъектом, для которого он сам и является объектом, все его действия направлены на него же. Для Альтюссера это становится утверждением отсутствия любого субъекта, а самовластность ограничивается рамками процесса. Если и можно говорить о каком либо субъекте, то таковым субъектом может являться только «телеология процесс, Идея в процессе самоотчуждения, который образовывает ее как Идею». Это так. Но в самом марксизме это было преодолено – для Маркса, сбросившего пелену с общественных отношений, субъектом Истории становится классовая борьба. Эту же мысль развивает ранний Лукач, говоря о пролетариате как о классе-субъекте. Сартр исходит из отдельных личностей, он рассматривает социальную практику на различных уровнях – от действий индивидов и групп (образующая диалектика) до praxis-процесса (образованная диалектика). И там и там мы имеем людей, которые, по выражению Маркса, «сами делают свою историю, но они ее делают не так, как им вздумается, при обстоятельствах, которые не сами они выбрали, а которые непосредственно имеются налицо, даны им и перешли от прошлого». И именно этим устраняется всякий детерминизм, при сохранении детерминаций, от которых люди вольны дистанцироваться настолько, насколько они свободны. В то время как Альтюссер «процессом без субъекта» устраняет дорогу всякой свободе – История превращается в строго детерминированный процесс, у которого нет иного пути, кроме того, который есть. Кроме того, Альтюссер утверждает субъект как идеологическое начало, таким образом, изгнание его из процесса, который лежит в основе науки Истории, устраняет претензии к марксизму в развитии еще одной идеологии. Марксизм становится самоценным и не нуждающимся в критике как извне, так и внутри самого себя. В то время как сама практика Альтюссера утверждает обратное – именно самокритичность и самоидентификация марксизма как идеологии является залогом его научности.

Естественно, ряд логических схем, которые описывает Альтюссер в процессе лекций, не ограничивается этими двумя посылками, есть как связи между, так и вокруг них. И именно наличие данных связей делает издание Альтюссера крайне ценным для белорусских левых, лишенных каких бы то ни было идеологических предпочтений и собственной стройной теоретической базы. Книга становится предпосылкой как для заимствования отдельных идеологических схем, что само по себе было бы неплохо для аморфных белорусских левых, так и для дискуссии, ввиду неустойчивости многих положений книги, которая могла привести к размежеванию, самоидентификации белорусских левых с различными течениями мирового рабочего движения.

 

Latur, ВКПБ-Минск


 

[1] В этом плане забавно выглядит смерть Богданова, практиковавшего переливания крови, в качестве омоложения организма, на фоне теории о группах крови и их совместимости.

 

 

Главная  неомарксизм

Hosted by uCoz