Наброски к вопросам культуры

Область культура сейчас представляет собой все что угодно, только не нечто структурное и поддающееся анализу. Основная проблема лежит, прежде всего, в определении и классификации. Говоря «культура» мы уже предполагаем множественность смыслов:

1 Общественное явление, выражающее достигнутое на данном историческом этапе развития общества уровень в области технического прогресса, производственного опыта и навыков людей к труду, в области образования и воспитания, в области науки, литературы и искусства и соответствующих им учреждений.

2 И при этом совокупность духовных ценностей, созданных человеком в процессе общественно-исторической практики.

Получается, что с одной стороны под культурой понимается совокупность базиса и надстройки, а с другой только надстройки. Первое используется, например, для характеристики эллинской культуры (цивилизации), второе для области деятельности интеллигенции. Интеллигенция, исторически занимаясь познанием, систематизацией знаний и их распространением, по сути дела культуру (надстройку) и определяет. Определяет опосредованно. Паразитируя на правящем классе, она выполняет его социальный заказ. Это, конечно, не исключает действия против строя на том простом основании, что он (строй) не согласен с материалом познанного.

Получается, что культуру стоит классифицировать в соответствии с течениями познания, через призму общественно-экономических отношений. В таком ракурсе можно говорить о классовом характере культуры. Интеллигенция, сама не выступая в роли интерпретатора, обосновывает позиции классов, как правило, правящих, но и эксплуатируемых. Причем выражение позиции эксплуатируемого класса, натыкается на две принципиальные трудности. Эксплуатируемый класс как минимум должен воспринимать то, что для него делается, а, следовательно, обладать некоторым минимумом знаний и собственным сознанием, быть классом для себя. Без этого условия все попытки создания собственной культуры могут быть отброшены. Класс просто смешивается с чуждыми ему культурами. Сейчас мы можем это наблюдать – пролетариат, не осознающий себя классом, отождествляет себя с мелкой буржуазией и пользуется культурой мелкой буржуазии[1].

Классовыми являются не сами элементы культуры (музыка, живопись, литература), а их направленность, т.е. ангажированность имеет ведущий характер. Например, сама по себе картина с пейзажем дельты Амазонки может быть только мастерски выполнена с соблюдением всех норм, а таким образом вызывает восхищение не столько своим существованием, сколько мастерством художника. А если та же самая картина, в совокупности с подобными ей, образует выставку художников борцов против вырубки девственных лесов, то мы получаем совершенно другой эффект – картина становится ангажированной и оценивается с точки зрения эффекта, который она оказывает на зрителя. Искусство превращается в носитель идеи. Сам по себе кубизм кажется реакционным, но может быть использован для выхода человека за грань реальности. Ощущение абсурдность картины, должна вызвать в зрителе ощущение абсурдности мира, а, следовательно, стремление к упорядочиванию – положительный проект.

Таким образом, культура в форме ремесла бессмысленна, а, кроме того, и невозможна. Мастерство без интерпретации ведет нас в пустоту. Вопрос в том, кто будет интерпретировать. Вопрос интерпретатора – в большей степени вопрос для невербальной культуры. Вопрос, потому что культуру обыватель склонен оценивать именно с позиции интерпретатора, тогда, когда уже все разжевано кем-то. «Нет, на Гойю я не пойду, я в газете (журнале, по телевизору, радио, в Интернете …) читал, что Гойя – дерьмо». Понятно, что интерпретации не заканчиваются рассказом о мастерстве художника, они уходят дальше, когда все неполиткорректное, нелояльное режиму, наконец, просто опасное отфильтровывается, либо превращается в шум. Че Гевара теоретик партизанской войны становится борцом за свободу слова владельцев сотовых телефонов. В этом тоже проявляется классовость культуры.

Но есть еще то, что не нуждается в посредниках, то, что говорит само за себя – вербальные средства общения. Они уже являются первично ангажированными. Текст не несущий трактовки невозможен, можно конечно рассуждать, что интерпретация текста – это не анализ практики, [2] но как отход от социальной практики – это несомненно выбор, а выбор это уже действие, положительный проект[3]. Нам, возможно, предлагают вместо открытой пропаганды «либеральных ценностей», «модернити» «конец истории» - эпоху бездействия. Ничего нового нет и не будет – будем, как копрофаги добросовестно переваривать прошлое, искать, «чем вместо туалетной бумаги пользовались египтяне», как «самураи в доспехах насиловали женщин», пока, наконец, не примерим всех участников прошлого. Создатели культуры интересуются трупами, и от этого культура становится похожей на труп. Текст, как первично ангажированный, в этом свете представляется несомненным и грозным оружием. Оружием, которое сосредоточенно в руках правящего класса. Буржуазия не создает его, но использует.

Создание шума – огромное количество информации, причем абсолютно ненужной, помимо воли субъекта заполняет все рецептивные поля. Человек оказывается просто не способен анализировать поступающую информацию и таким образом выключатся из жизни. При этом необходимо учитывать, что на шум повышается порог возбудимости, таким образом человек реагирует только на запредельные раздражители[4]. Во многом именно по этой причине эксплуатируемый класс не может воспринять выразителей своих интересов.

Изоляция человека подкрепляется идеологической деконструкцией общества. Буржуазная интеллигенция объявила, что классов уже нет, нет даже страт. Есть бесконечность отдельных сущностей, находящихся между собой в отношениях враждебности. Войны omnia contra omnes не происходит благодаря «уважению к индивидуальности другого». Отсюда политкорректность в качестве принципа существования. При этом война в Ираке, агрессия Израиля и прочее подается с позиции именно политкорректности – сделать неполиткорректную, варварскую мусульманскую культуру политкорректной, пусть даже насильственно[5]. Война за нефть и геноцид целых народов теперь называется «столкновение цивилизаций».

Понятно, что изолированный человек становится легкой жертвой любых манипуляций. В тщетной попытке уйти от шума он изолируется еще больше в религии, сексе, психоактивных веществах, прочих хобби и клубах по интересам – всем том, что Хаким-Бей называет Временными Автономными Зонами.

Таким образом, даже на основе этих заметок, видно, что культура в данный момент носит исключительно репрессивный характер и направлена на манипуляцию массовым сознанием.

Внеклассовое рассмотрение культуры бессмысленно и ни к чему не ведет, не смотря на явную антиклассовую направленность культуры. Позиция интеллигенции может быть двояка и шатка и требует отдельного рассмотрения.

[1] Крупная буржуазия умышленно культивирует мелкобуржуазную культуру для всех, кроме себя.

[2] А.Тарасов «Десятилетие позора»

[3] См. так же Г.Маркузе «Одномерный человек» глава 7 «Триумф позитивного мышления: одномерная философия».

[4] Реакция проявляется только на то, что непосредственно касается индивидуума: понизили зарплату – мне, а не кому-то, избили – меня или моих близких и т.п.

[5] Грубую аналогию можно привести с романом Стругацких «Второе нашествие марсиан», где неполиткоректный по отношению к марсианам интеллигент Харон вначале идет с ними воевать, а после политкоректные марсиане объясняют ему, что бороться с ними лучше легальными методами, и он возвращается домой. «…они [марсиане] испытывают ко мне [Харону] глубокое уважение и не понимают, почему это я и мне подобные занимаются террористическими актами вместо того, чтобы создать разумную оппозицию. Они предлагают нам бороться с ними легальными средствами, гарантируя полную свободу печати и собраний. Славные ребята – марсиане, верно?»